— Войдем в комнату, Поль, — позвал доктор. — Там удобнее разговаривать.
— Ты об этом, Метрос? — Поль указал на обрыв под балконом. — Боишься, что я обреку свою душу на проклятье? Домини умерла, да? Я это знал, знал, когда поднял тот, последний, кусок скалы и увидел, как неподвижно она лежала…
— Мы не можем разговаривать здесь! — Метрос взял Поля за руку и потянул в дом. С решительным щелчком он закрыл дверь и задернул портьеры. — Свет, мужчина! — приказал он. — Свет!
Последовал щелчок выключателя, и засияла настольная лампа, бросая свет на лицо Поля под странным углом, высвечивая его обтянувшиеся скулы и впадины под ними. Его шрам побагровел, и края его, казалось, стали пульсировать.
— Домини… — Поль шумно вздохнул. — Она не приходила в сознание, не звала… никого не звала?
— Ваша жена жива. — Доктор‑грек взял графин и наполнил небольшой бокал, который сразу же сунул в руку Поля. — Выпейте это, мой друг. Ну же.
Поль уставился на доктора, но все же, резко закинув голову, одним глотком выпил бренди. Вид его был устрашающим; не сводя глаз с врача, с растрепанными волосами, сжав поросшие щетиной челюсти и по‑тигриному сверкая глазами, — что с ней сделали камни? — спросил он. — Она будет калекой? Да?
У доктора было доброе сухощавое лицо под темной с проседью шевелюрой. Глядя на Поля, он постукивал сигаретой по портсигару, потом взял ее в рот.
— Ваша молодая и красивая жена, — сказал он тихо, — потеряла ребенка.
— Что? — Поль изумленно вытаращил на Метроса глаза. — Но я… я и понятия не имел… ребенок? Она мне ничего не говорила…
— Возможно, она не была уверена. — Метрос внимательно разглядывал Поля своими темными мудрыми глазами. — Молоденькая девочка, далеко от родных, а срок беременности всего два месяца.
— Два месяца? — Казалось, что Поль перебирает в памяти прошедшие недели и возвращается к той, первой, ночи с Домини. Взгляд его исполнился глубокой печали.
— Мне очень жаль, Поль. — Метрос сочувственно пожал ему руку. — Я знаю, для тебя этот ребенок слишком много значит. Но девушка оправится, переживет потерю и физическое потрясение. У нее будут дети: еще есть время.
— Нет! — резко выкрикнул Поль. — Второго раза не будет, никогда не будет. Дитя, которого она любила бы, погибло… ушло, как счастье, неуловимое, и нам двоим его больше не найти.
— Это говорит мужчина! — сердито воскликнул Метрос. — Нельзя лишать девушку возможности иметь и любить ребенка вместо…
— Меня? — в насмешке Поля слышалась горечь. — Друг мой, эта девочка ненавидит меня, она не переносит моего вида, не терпит моего голоса, прикосновения. Ага, я тебя, кажется, шокировал! Но уверяю тебя, так оно и есть. Когда проживешь с пониманием этого бок о бок целых два месяца — два месяца, за исключением всего нескольких коротких часов, — сомнений уже не остается. Это читается в ее взгляде. В том, как она вся сжимается, когда я протягиваю руку, чтобы коснуться ее. В дрожащем голосе, когда она изо всех сил старается удержаться от слез, слез, которых она не знала до встречи со мной.
— Но девушка вышла за тебя замуж, Поль.
— Ты грек, Метрос. — Улыбка Поля казалась болезненной гримасой. — Ты, как и я, знаешь, что для женщины любовь не всегда является причиной вступления в брак.
— Понятно… — Доктор Деметриос Суиза погасил сигарету. — Есть ли связь между существующим положением и твоим отказом пересмотреть решение, которое мы обсуждали сегодня утром в моем кабинете?
— Нет, Метрос. — Поль отодвинулся от стола и направился к двери. — А теперь мне можно подняться к жене?
— Она находится под действием снотворного, Поль, и проспит до самого утра. Я оставил ее под присмотром очень умелой женщины, Литы. Но ты, естественно, можешь на нее взглянуть. — Метрос подошел к Полю вплотную и, будучи меньше ростом, посмотрел на него снизу вверх. — Поспи и ты, друг мой. Девушка молода и здорова. Очень скоро у нее все будет в порядке.
— Ты придешь утром, Метрос?
— Конечно.
— Самое ужасное в этом, — Поль снова полез рукой в волосы, уже и так стоявшие дыбом, — то, что если бы я пошел впереди Домини, я и принял бы на себя основную массу этих проклятых камней. А я велел ей бежать вперед. Думал, она успеет добраться до двери.
— Ты не должен упрекать себя за это, — сказал Метрос, когда они выходили в холл, где он забрал свой черный чемоданчик и куртку. Они обменялись рукопожатиями, и Поль направился вверх, тихо вошел в спальню Домини, где, сидя в кресле, освещенная приглушенным светом ночника, сидела Лита и вязала что‑то на спицах.
Поль приблизился к кровати, на которой лежала Домини, погруженная в наркотический сон после тяжких испытаний, камнепада и потери ребенка, и казавшаяся такой маленькой, беспомощной и потерявшейся. Ресницы ее тяжелым веером легли на осунувшиеся щеки, а левая рука лежала поверх простыни, и широкий золотой ободок казался слишком тяжелым для тонкого пальца, на который он был надет.
В комнате сделалась полнейшая тишина и не нарушалась совершенно ничем — Лита перестала шевелить спицами. Потом Поль тихо сказал:
— Ты можешь отдохнуть, Лита. Я останусь здесь. Женщина поколебалась, но по выражению лица Поля прочитала, что это дело решенное, и, еще раз взглянув на Домини, Лита выскользнула из большой сумеречной комнаты со слабым запахом лекарств. Однако она не сразу отправилась спать, а пошла на кухню и сварила Полю крепкий турецкий кофе. На поднос поставила еще тарелочку с бисквитами и отнесла в спальню. Поль придвинул кресло к кровати и сидел там, посверкивая глазами, как тигр в засаде. Лита поставила поднос так, чтобы Полю было легко до него дотянуться, и оставила его наедине со спящей женой.