Это удел только любимых. Люди устают от своих капризов, от вещей, что привлекли их временное внимание.
Кара убежала готовиться к прогулке, а Домини была в своей спальне, надевала белые бусы, когда вошел Поль. Он выглядел неимоверно большим и блистал чистотой, волосы, еще влажные от парилки, завились мелкими кольцами, а опушенные густыми черными ресницами глаза, встретившись в зеркале со взглядом Домини, казались особенно яркими. Красивый, как демон, сказал про него Берри, и Домини вся застыла, когда он взял ее за плечи и наклонился поцеловать шею.
— Ты пахнешь мимозой, — сообщил он, поднимая ее с пуфа перед туалетным столиком и поворачивая к себе лицом. На ней было белое платье без рукавов с вышитой веточкой мимозы на бедре. Мороз пробежал по коже там, где коснулся ее взгляд Поля. Она не сопротивлялась, когда он привлек ее к себе. Ее руки уперлись в его плечи, и когда губы потерялись в его властном поцелуе, безжизненно соскользнули по стальным мышцам.
Она вдохнула знакомый острый аромат лосьона и пассивно приняла поцелуй. Потом, совершенно неожиданно, пальцы его больно вонзились в ее ребра.
— Ах ты, ледышка, — пробормотал он, — поцелуй меня сейчас же! — И уже вовсе не нежно он перекинул ее через руку и силой заставил ее губы ответить на поцелуй.
Когда он наконец поднял голову и позволил ей встать свободней, голова у Домини кружилась так, что ей пришлось ухватиться за край туалетного столика. Поль покривил губы в сердитой улыбке.
— Домини, mia, не смотри на меня так, — насмешливо попросил он. — Ты можешь убить меня взглядом.
— Потребуется гораздо более, чем просто взгляд, чтобы убить тебя, Поль, — ответила она, все еще потрясенная и рассерженная тем, что он силой заставил ее ответить на поцелуй. У нее болели губы и Домини знала, что на талии будут синяки от его пальцев. Он с насмешливым упреком покачал кудрявой черной головой.
— Я уже говорил тебе, моя дорогая, что я не так уж неуязвим. У меня, как и у других людей, есть своя ахиллесова пята, и тебе, возможно, даже будет не хватать меня немного — кто знает? — если охранник у двери вдруг откроет ее и призовет меня переступить порог.
Когда он говорил это, Домини окинула его взглядом, его темную высоко поднятую голову языческого бога.
— Что я для тебя? — не могла не спросить она. Он подумал над ее вопросом, пальцы его бездумно поиграли бусинами ожерелья.
— Возможно, создание мечты, — чуть слышно проговорил он. — Жемчужина, попавшая мне в ухо, как выразился твой друг художник.
— Символ положения удачливого бизнесмена, — холодно поправила его Домини. — Странно, мне всегда казалось, что удовлетворить тебя не может ничто, кроме обожания, Поль, и полного подчинения женского сердца.
— Иногда условия заставляют нас довольствоваться доступным, — ответил он с усмешкой. — А чего хочешь ты, Домини, рыцаря из сказки?
— Это было бы приятно, — заявила она, думая о Берри, мальчике, который с освещенными закатным солнцем золотистыми волосами на перевернутой лодке казался похожим на сказочного рыцаря.
— Галахарды на белых конях существуют только в сказочной стране, — сухо заметил он. — Тебе придется довольствоваться Ланцелотом.
— Ланцелот — черный рыцарь, — процитировала она. — Однако он завоевал сердце королевы, не так ли?
Поль приподнял ей подбородок, не позволяя отвести взгляд. Его лицо с бледным шрамом над бровью в этот момент казалось лицом дьявола.
— Что, если бы я попросил тебя подарить мне сердце, Домини? — спросил он. — Эту разбитую безделушку? — она заставила себя рассмеяться. — Она не нужна была тебе целой… разве ты не помнишь, что сказал в день нашего венчания? Что у тебя нет времени на такие пустяки, как стать любимым.
— Я употребил слово «нравиться», а не «быть любимым».
— Хорошо, — Домини повела плечами. — Но вряд ли можно рассчитывать быть любимым, если не нравишься?
— Существует много доказательств того, что любовь имеет мало общего с менее теплыми чувствами. Он легонько провел по ее подбородку кончиком большого пальца и отрывисто поинтересовался:
— Какие у тебя планы на утро?
— Кара ведет меня осматривать гавань. Мы надеемся, что Никое пойдет с нами.
— Хорошо, будь сегодня ребенком вместе с этими детьми. — Вдруг он взял ее лицо в ладони, и глаза его потеплели от улыбки. — Забудь о своем муже‑тиране.
Она долго смотрела на него, тирана, который иногда бывал таким нежным. Сердце, казалось, замерло, и она неожиданно для себя самой встала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Он ничего не сказал, а отвернувшись, взял плетеную сумочку и сунул в нее несколько банкнот. — Ты непременно захочешь купить что‑нибудь, — сказал он небрежно. — На Анделосе, как и в Лондоне, есть своя Петтикоут‑Лейн.
Они спустились к гавани на низкой спортивной машине Никоса, там он нашел тенистое местечко и припарковался. Троица прошла через старинные ворота, где, блея и спотыкаясь, брело овечье стадо, и вышли к переулкам и аркадам, ведущим к базару.
Воздух казался напоенным пряными ароматами, народ толпился у многочисленных прилавков и лотков и громко, от души, торговался с продавцами. С крюков свисали кальмары, экзотические овощи и фрукты были навалены в корзины и уложены пирамидами. Колыбели, покрывала, кувшины и горшки и еще множество самых разных товаров были выставлены для продажи. Домини приостановилась у пекарни, с восторгом разглядывая связки бубликов и лотки с самой разной свежайшей выпечкой.
— Просто не могу устоять перед восхитительным запахом горячего хлеба и семян сезама, — сказала она. Они купили brioches и на ходу съели посыпанные сахарной пудрой сдобные булочки.