Дикий мед - Страница 12

— Но ты все равно будешь там жить со мной?

— Я дала слово. — Она упрямо подняла подбородок. — Я никогда не нарушаю своего слова.

— Спасибо тебе, Домини, — тихо сказал он.

— Не благодари меня, Поль. — Ее глаза, остановившиеся на его смуглом лице, были как синий лед. — Возможно, ты доживешь до того момента, когда пожалеешь, что побывал в Фэрдейне и встретил меня.

Домини устало обошла Поля, открыла дверь и направилась через холл к лестнице. Поднимаясь, она вдруг ухватилась за перила: внезапно у нее ослабели ноги. Она обрадовалась, добравшись до своей комнаты, упала на кровать и прижалась лицом к холодному шелку покрывала.

Она была не в состоянии заплакать. Слезы будто превратились в лед; радость сегодняшнего дня обернулась горечью. Кольца на тонких руках казались страшно тяжелыми. Оковы, говорила она себе. Оковы привязали ее к человеку без сердца. К человеку, силой навязавшему ей несчастное замужество без любви. Он сам говорил о пороке в ткани их отношений.

Говорил, что первое дуновение несчастья разорвет, разрушит их. И знал, что она никогда не простит обман, насмешку над тем, что доверилась ему вчера ночью. Она задрожала при воспоминании о словах, которые шептала ему. — Обними меня, Поль. Позволь мне уснуть в кольце твоих рук.

Глава 4

Как ни противилась внутренне Домини встрече с Полем, как ни хотелось ей запереться в своей комнате, машинально она начала переодеваться к ужину. Домини была истинной британкой. Она не станет забиваться в темный угол и прятаться оттого только, что ей больно. Она должна надеть маску и, вооружившись остатками гордости и мужества, сражаться с недругом.

Поль, тайно наблюдавший за женой за обеденным столом, чувствовал, что никогда более глубокая пропасть еще не разделяла их. Домини была вежлива. Она отвечала на вопросы и слушала пока он рассказывал о круизных судах, которыми владела его компания. Она даже улыбнулась, когда Поль рассказал несколько забавных анекдотов о пассажирах.

Можно было подумать, что та горькая и тяжелая сцена в гостиной плод воображения, если бы не мелькавшая иногда в ее синих глазах тень боли. После ужина они перешли в гостиную, где Поль установил кинопроектор и экран. Он развлекал ее фильмами о путешествиях, собственноручно отснятыми. В них было множество изумительных пейзажей, но ни единого кадра, где он в компании друзей или хотя бы вдвоем с женщиной. Когда он наконец выключил проектор и зажег свет, Домини поинтересовалась:

— Ты всегда путешествуешь один, когда отдыхаешь?

Он налил шерри и, подавая ей один из высоких конусообразных бокалов, улыбнулся.

— Я люблю, как выразились бы вы, англичане, слоняться в одиночестве. Безвредный каприз, не так ли? Во всяком случае, всегда беру с собой Яниса — и для компании и потому, что лень держать в порядке собственные вещи.

Она холодно и беспристрастно изучала его из‑за ресниц и говорила себе, что мужчина с такой внешностью не всегда проводил вечера в одиночестве, даже если и предпочитал днем оставаться один. В его жизни наверняка были женщины. Женщины, чувствовавшие притягательную силу и делавшие попытки приручить. Но такого приручить невозможно!

— Расскажи мне о Греции, — неожиданно попросила Домини. Пока он говорил, ее ненадолго оставляли горькие мысли.

— Stin iyia sou. — Он поднял бокал с вином, давая понять, что пьет за нее, и откинулся в кресле; лампа отбрасывала на его лицо рубиновые отсветы, подчеркивая сильные и резкие черты лица. — Греция — страна контрастов. Солнечный свет перемежается с тенью, гостеприимство с мстительностью. Некоторые ее области пустынны и бесплодны, другие богаты виноградниками и смоковницами, оливами и соснами. О, эти сосны! Они наполняют своим смоляным ароматом сумерки, а море в эту пору похоже на чашу с вином. Он замолчал, золотые глаза грустно смотрели на огонь.

— Греция — земля, которую можно любить или ненавидеть, как и ее народ. Старые легенды до сих пор живут среди руин, и глядя на сегодняшние Афины, трудно поверить, что совсем немного лет прошло с тех пор, когда Грецию разрывали на части страшные силы. Брат воевал с братом, а потом множество наших детей, как скот, гнали через холодные горы в Албанию и другие враждебные страны. Ты была еще совсем дитя, Домини, когда происходило все это.

— Ты и сам был не таким уж взрослым, Поль. — Она говорила осторожно, так как знала, что он любил Грецию.

— Достаточно взрослым, чтобы многое видеть, — сказал он, и улыбка его стала грустной — грустной, как осенние листья, падающие на землю умирать. — Домини, я говорю не для того, чтобы вызвать у тебя жалость.

— Ну разумеется, тебе не нужна моя жалость, правда, Поль? Губы его изогнулись в улыбке.

— Интересно, веришь ли ты в предопределение, — сказал он. — Возможно, наша встреча была неизбежной, к добру ли, ко злу. Как считаешь?

— Я считаю, что таинственные силы не всегда добры, — ответила она.

После этого их разговор почти прекратился. Паузы разделялись короткими замечаниями, но становились все длиннее, и каждое движение в комнате вызывало у обоих беспокойство. Рассыпая искры, в камине сдвинулось полено, — взгляды их одновременно проследили за его движением. Занавеска шевельнулась от неожиданного сквозняка, который, кажется, постоянно бывает в комнатах, где огонь догорает, — они проследили и за движением занавески.

Домини стиснула руки, лежащие на коленях. Скоро им нужно подниматься с кресел, выходить из гостиной и идти спать. Не могли же они оставаться здесь вечно. Сама комната, казалось, устала от присутствия двоих людей и хотела, чтобы они ушли.